Аманда и Дрон поженились, как только уверились в моём выздоравливании, и поселились неподалёку от того города, где и я, и моя барышня встретились со своим кавалером. Меня они заставили жить вместе с собой, не слушая никаких возражений, и Дрон Перте был столь радушен и красноречив, что сложно было не вспомнить несколько слов, оброненных им той страшной ночью.

Кровники не только не трогали мою барышню, но даже принесли ей извинения за незаконный арест, и Аманда продолжала одеваться, как привыкла, по дейстрийской моде. Впрочем, после переворота и открывшихся границ Острих стал менее консервативен, и канцелярия крови утратила прежнее влияние на судьбы людей.

Вампиры, как и обещали, отступились от меня. Мне пришла по почте бумага, которую я подписала и отправила по указанному на конверте адресу, после чего в банке пополнился мой счёт, и я, в сущности, могла бы зажить своим домом — но молодые супруги Перте и слышать о том не хотели. Не хотели они отпустить меня и тогда, когда у них появились дети.

Родители Дрона, как мне казалось, не слишком одобряли сложившееся положение, но Аманда наплела им, будто бы я дальняя родственница её отца, несчастная сирота, у которой не осталось более близких, чем Аманда, родных, и которая, конечно же, пропадёт одна в большом и страшном мире. Это весьма импонировала взглядам синдика и его жены, и они успокоились.

О своём напарнике я с тех пор ничего не слышала, хотя весь год втайне надеялась, что Грета обманула меня и они с Мастером всё же наши способ вернуть Беренгария к жизни. Я звала его каждую ночь, взывала к Мастеру и умоляла ответить мне правду, но ни тот, ни другой мне не откликались. Надежды никакой не было, и всё-таки я продолжала жить — больше по привычке, чем по какой-либо ещё причине. Счастья своего я так и не встретила, и продолжала жить в доме Дрона Перте — со времени ставшего синдиком — на правах кузины его жены и любимой тётушки его детей, типичная старая дева, каких, увы, так много в этом мире.

Послесловие, не вошедшее в дейстрийское издание

Перед похоронами в доме было тихо. Да и кому шуметь? Дети давно выросли, разъехались. У дочери, правда, уже свои есть, но дочь, вертихвостка, всё никак не приедет, задерживая погребальную процессию. И ведь затянуть с началом неприлично, и идти без дочери неприлично. Куда не кинь…

Слуги давно уже не молоды сами, и к их сочувствию примешивается гнетущий страх: кто следующий, за кем приедет чёрная повозка? Остаются сами хозяева, но они разошлись каждый в свою комнату, и молчат, словно со смертью одной из них в доме прекратилась всякая жизнь.

— Хозяин, вас хочет видеть хозяйка, — окликнул синдика мажордом. Синдик Перте вздрогнул.

— Она же умерла, — пробормотал он себе под нос, но слуга услышал.

— Я говорю о хозяйке Ивоне, — поклонился он.

— Так бы и говорил, болван! — вспылил синдик, но его гнев не произвёл на мажордома никакого впечатления.

— По уму её бы хозяюшкой звать, — проворчал он. — Не вышла ведь хозяйка Ивона замуж.

— Так и звал бы хозяюшкой, — отмахнулся синдик.

— Так мы ж и звали, милостивый хозяин! — запротестовал мажордом. — Да как стала хозяюшка Клара подрастать, путаница пошла, кто-то у нас и назови Ивону старой хозяюшкой, ох, она и разозлилась! А ведь хороший слуга был, не чета нынешним!

— Не убила же она его, — невольно усмехнулся синдик, очень смутно помнивший ту старую историю.

— Куда там! — махнул рукой мажордом. — Уволила, да ещё рекомендацию такую написала, что бедолага год ни в одно место устроиться не мог!

— Это мне неинтересно, — отмахнулся синдик. — Проси Ивону сюда.

— Хозяюшка велела передать — никак не можно ей к вам идти, — поклонился слуга. — Просит принять её в малой гостиной.

— Женские глупости! — буркнул синдик. — Поди, передай: я приду.

Мажордом поклонился и вышел, оставив синдика одного в его кабинете.

Двадцать лет! А кажется, вчера это было!

Поспешная свадьба с Амандой, скандал, когда её семейство проведало, кому юная наследница доверила распоряжаться своим состоянием… ему даже предлагали отступного, чтобы он оставил её, грозились… Глупцы! Аманда тогда проявила свой характер, заставила всех уважать свой выбор, и заткнула любые рты в Дейстрии и в Острихе, болтавшие всякий вздор насчёт искателей приключений и богатых наследниц…

С его стороны тоже было не всё гладко. Не с его, он-то был счастлив, как ребёнок, сбежавший с уроков, но родители, конечно, были недовольны и поспешностью венчания, и постоянным присутствием в доме Ивоны, которая вдруг оказалась кузиной его жены. Они подозревали, что дейстрийская шпионка спит с ним (конечно, про шпионаж они не подозревали), и были здорово шокированы его откровенностью, наглостью, с которой их сын поселил любовницу у себя дома. Жалели Аманду. Тайком уговаривали отселить «дорогую кузину» в уютную квартиру в городе. Пытались даже Ивону подкупить, и она даже взяла деньги, и чуть было взаправду не сбежала. Ей не хотелось жить с ними, и меньше всего хотелось спать с мужем своей новоявленной родственницы.

И всегда — этот взгляд. Пустой, мёртвый, ненавидящий. Словно верны были крики девушки в первый месяц после той ночной стычки в посольском городке, словно и правда она представляла с вампиром единое целое. Вздор какой! Он нашёл средство оживить её взгляд, не все бы его, правда, одобрили, но — нашёл.

Дрон Перте, ныне синдик гильдии городских стрелков спохватился, что его ждут, и вышел из кабинета.

Теперь Аманда умерла. В этих словах — пустота, отчаяние, ненужность. Она была его женой все эти двадцать лет, родила ему двоих детей, была верна, вела его дом… Ивона часто спрашивала, неужели мужчине нужно что-то ещё?

Нужно. И даже сейчас, перед памятью покойной — слово это никак не хотело приходить на память, словно разум противился осознанию трагедии — супруги, синдик всё же признавал правду. Нужно. Он пытался погуливать — первое время, едва остыли восторги женитьбы, но этому быстро был положен конец. С момента его свадьбы ни одна женщина не могла бы сказать, что принимала Дрона Перте в своей спальне. Верный муж и заботливый отец. Наводящая тоску респектабельность.

Отец…

Синдик был недоволен своими детьми. Сын, чудовищный зануда, правильный и послушный до отвращения, получил лучшее образование благодаря деньгам матери, но всё же вернулся в родной город с тем, чтобы готовиться со временем занять место отца, как это и положено. Чёрт возьми, у него нет даже любовницы! Аманда радовалась ровному характеру сына, а Ивона смеялась и говорила, что это Дрону наказание за грехи молодости. И прибавляла, мол, в тихом омуте кто только не заводится. Пока же, однако, с Бруно всё было спокойно.

Дочь тоже была головной болью. Не унаследовавшая ни хитрость отца, ни благоразумие матери, она с самого детства причиняла неприятности, но все они поблекли, когда девчонка выросла и стала, как говорили раньше, выезжать в свет! В первый же год она спуталась с каким-то проходимцем — ещё одно воздаяние за грехи отца, не иначе! — вообразила себя влюблённой и даже вознамерилась бежать с ним.